Шейх Мансур - крупный военный, религиозный и политический лидер кавказских горцев конца XVIII века. Он родился по одним данным в 1765 г., по другим в 1760 году в селении Алды Большой Чечни.
Происходил из тейпа Элистанжхой. Отец Мансура Шаабаз был родом из села Элистанжи. Некоторое время семья жила в селе Хаттуни, затем обосновалась в селе Алды, где и родился будущий лидер кавказских мусульман.
Шейх Мансур, возглавлявший в конце 18 веке Джихад мусульман Кавказа против агрессии России, был захвачен в плен в бессознательном состоянии 22 июня 1791 во время осады русскими войсками причерноморской крепости Анапа.
Желая получить максимальную пропагандистскую выгоду в назидании народам Кавказа, царские власти устроили судилище над пленным имамом Кавказа, предлагая ему свободу в обмен на «раскаяние».
Шейх Мансур отверг предложение русских и был заключен в Шлиссельбургскую крепость 15 октября 1791 года секретным рескриптом Екатерины II «за возбуждение народов гор против России и причинение большого ущерба империи».
Умер первый имам Кавказа через 3 года, 13 апреля 1794 г., в 27-летнем возрасте от туберкулеза, т.к. содержался в абсолютно темном, сыром каменном помещении на нижнем этаже крепости в камере N11. Специальный распоряжением Шейху Мансуру было запрещено покидать камеру даже на одну минуту.
Ниже приводится разговор Шейха Мансура с русскими кафирами в ходе т.н. «суда» (использовано документальной книги М. Гешаева «Знаменитые Чеченцы», изданной в Бельгии в 1999 г.)
***
История и день сегодняшний
Царский чиновник:
Милостивые государи! Всем вам ведомо милосердие и человеколюбие государыни императрицы. А посему повелела она не предавать преступного злодея Ших-Мансура лютой казни, каковой оный по душегубствам своим заслужил, но допросить его, дабы склонить к раскаянию и вин своих признанию, хлопоча о смягчении участи недостойного. Писцу же приказному дословно все записать, что толмач с речей Ших-Мансура говорить будет.
— Ответствуй, Ших-Мансур, признаешь ли, что лжепророчеством, выдавая себя за святого, обещая людям рай на том свете, обманом склонил магометан к своей присяге и поднял народы гор на бунт?
— Нет, не признаю. Никогда не называл себя пророком, а Имамом и Шейхом меня назвал народ. Я не мог этого запретить. Народ поверил не мне, а Аллаху, который вложил горячее, правдивое слово веры в мои уста. Да, я обещал им Рай на том свете. Но и на этом тоже. Рай наступит, как только русские солдаты перестанут сеять смерть на нашей земле.
Мы поздно поняли, что жили как в Раю до прихода вашей армии. Народы Кавказа пошли за мной, потому что не имели иной надежды на спасение. Нам оставалось только одно – защищать себя. Моя задача была освободить Кавказ от врагов. Но это не бунт, а Газават, священная война с неверными за нашу Свободу.
— Не безумец ли ты, дерзнувший поднять меч на великую Россию?
— Мне нет дела, большая она или маленькая. Я воевал не со всей Россией, а только с теми, кто пришел нас убивать. Да, Россия в сотни, а может и в тысячи раз больше Кавказа. Зачем же ваши войска пришли устанавливать у нас российские порядки?
Вся моя вина и вина моих соотечественников в том, что мы защищаем Богом данную нам жизнь и свою землю. Ваш бог – это ваш царь. Его слово значит для вас больше, чем Божье. Жизнь любого существа в руках Всевышнего, и лишить человека жизни имеет право только он один. А ваши солдаты считают, что это дозволено им.
Для вас человеческая жизнь ничего не значит. Стало быть, ваши действия направлены не только против людей, но и против Бога. Так вы сеете зло на земле. Мы же, воюя против вас, защищаем не только себя, но и Божьи законы.
— Смутны мысли твои, Ших-Мансур. Ты учинил великий разор, до тридцати тысяч войска российского извел. Ведаешь ли, коль велик ущерб, причиненный тобой России?
— Я не убивал мирных людей. Не сжигал села. Не толкал людей на смерть. Не вступал в русские пределы. Это ваш князь Потемкин взялся покорять Кавказ, чтобы силой заставить нас стать на колени. Но князь плохо знает горцев. Мы не из тех, кого можно подчинить, тем более, насильно. И вот теперь вы обвиняете нас, защищающих свою Родину. А разве не так должен поступать человек, когда его отечество в опасности?
— Знаю, ты весьма учен. Отчего же хочешь, чтобы соплеменники твои в темноте по-прежнему обретались? Надобно понять, что Россия не токмо штыками и пушками сильна. Она заботится об исправлении нравов, просвещении, несет народам гор европейскую культуру.
— А вы спрашивали нас, нуждаемся ли мы в вашем просвещении? И какой благой пример добрых нравов может дать страна, где человека продают и истязают? У нас нет рабов и люди равны. Ни унизить, ни безнаказанно убить горца нельзя. Мы люди свободные, вольные. А Всевышний указывает верный путь и надежду на вечное спасение.
— Сии речи почитаю омерзительными. Человек в миру не равен другому, и надменность твою обуздать нелишне нахожу. А посему говорю: раскайся в злодеяниях, в прельщении умов, многих проказах, кровопролитии. Признай, что, дерзнув уязвить Россию в ее праве, преступник.
— Человек, защищающий землю предков от врагов, никогда не был преступником. Я злодеяний не совершал. Все, что я делал, делал во имя Аллаха и своего народа. Об одном сожалею – не смог избавить народы Кавказа от безбожников и злодеев.
— Ведай же, оскорбитель всех прав, что вспомоществование тебе в твоих же руках обретается. Покайся в содеянном, признай свои действия заблуждением и обещай впредь оные поступки не совершать.
— Я военнопленный, и генерал Гудович обещал мне свободу.
— В Российской Империи ты есть смутьян, судимый за разбой. Признай сие, не ропщи, смирись, дай клятву не дерзать более на злодейства, не злоумышлять, не бунтовать горцев, и получишь искомое.
В зале наступила тишина. Все ждали ответа Шейха Мансура. Всем хотелось, чтобы он сохранил свободу. Слишком молод и красив был имам.
Имам ответил твердо и уверенно:
— На все воля Аллаха. Приму все, что он ниспошлет. Объявить мне себя преступником было бы против совести и чести. Я не только не раскаиваюсь в том, что делал, но благодарю Всевышнего, давшего мне силу и мудрость помогать и моему народу, и другим народам Кавказа в борьбе с общим врагом. И если мне удастся освободиться, я непременно продолжу начатое дело, пока последний русский солдат не покинет Кавказ.
Учинив суд надо мной, вы стараетесь прикрыть ложь, коварство, вероломство, творящееся на Кавказе, надеясь запугать свободолюбивых горцев. Но этому не бывать. Я знаю свой народ и верю в него. Кавказ будет свободным. Вот мой ответ.
При этих словах зал удивленно ахнул. Шейх Мансур поверг, чуть ли не в шок не только любопытных слушателей, но и самих судей. Ведь от него требовалась самая малость: сказать всего несколько покаянных слов, чтобы получить свободу. Но Шейх Мансур предпочел томиться в застенках, чем признавать свою борьбу ошибкой. После небольшой паузы, как бы придя в себя, судья произнес:
— Добро же, проповедник. По делам вору и мука. Почитая, будто подвизают тебя на неправду и нарушение добродетели, паки усугубляешь участь твою. Имею на сей случай высочайший рескрипт – препроводить тебя, содержа как злодея, под сугубой стражей в крепость Шлиссельбург на безысходное в ней пребывание. Быть посему!
Шейх Мансур спокойно выслушал приговор, обрекавший его на пожизненное заключение в одном из самых страшных российских казематов. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он молча повернулся и пошел сквозь строй примкнутых штыков. И выглядело это судилище заточением вольного орла в тесную клетку.